Стою в дверях ванной комнаты, облокотившись плечом о дверной косяк, задумчиво кручу в руках бокал с белым вином. Юля стоит перед зеркалом, подводит глаза.
— Да, я тот самый человек, — один на тысячу! — который красится с закрытым ртом.
— Я тоже, когда крашусь, не открываю рот.
— ...Булгакова, ночуй, где хочешь.Так начинался первый из четырёх дней, что я провела в гостях у Юли
4aika, когда в конце сентября ездила в Эрфурт забирать документы из университета, отменять страховку и откреплять регистрацию. Я немножко забежала вперёд, поэтому давайте вернёмся в феварль 2015 года. Я тогда спросила на джасте, не живёт ли кто в Эрфурте, и страшно ли вообще ехать учиться в Германию, когда не уверен, что сможешь связать два слова на иностранном.
Хитринг (о которой я знаю исключительно благодаря рассказам Юли, да и то совсем мало) кинула мне ссылку на Юлин дайр. Мы тогда списались, немного поболтали, Юля потом приезжала в Москву, но у меня был какой-то локальный апокалипсис, и встретиться у нас не вышло. Уже в середине апреля Чайка вдруг написала мне, мол, эй, привет, ты же в Германии, давай пересечёмся!
Сказать, что мне было немного жутко — ничего не сказать. Первое впечатление у меня уже успело сложиться на основании записей, и Юля казалась мне очень классной и интересной, а я... А я интроверт, который всё ещё не может и двух слов связать по-немецки. И города я тогда толком не знала. И вообще. Мы пошли в один бар, чтобы сразу же оттуда уйти, потому что там был какой-то концерт. Во втором баре выступал оркестр, оттуда мы тоже сбежали буквально через пять минут и сели уже в третьем месте, о существовании которого я, естественно, не догадывалась. Я смутно помню тот вечер. Кажется, мы много разговаривали, я очень нервничала и Чайка шутила про стремительность моей московской походки (давайте честно, кто только мне про это не сказал). Ушла я с уверенностью, что Юле я не понравилась, поэтому писать ей как-то стеснялась. Ну и не до того немножко было — Эразмус-тусовка, учёба, Рим, вот это всё. Несколько раз мы сталкивались около библиотеки, где Юля, кажется, тогда практически поселилась из-за написания важной работы, перебрасывались парой фраз, расходились.
Одним июньским вечером, в самом начале месяца, я вдруг обнаружила себя страдающей и, навернув пару кругов по комнате, написала Юле что-то вроде
"Юля, мне так неловко, но я тут неудачно влюбилась, уже почти допиваю бутылку вина, и мне бы очутиться где-нибудь подальше от общаги". — "Окей, я на работе, вот адрес, приходи к концу моей смены". Мы сидели с её коллегами в Stadtgarten Erfurt, я ужасно смущалась и больше слушала их разговор, чем принимала в нём участие. Потом мы пошли к Юле, помыли посуду (тут я для себя сделала открытие, что делаю это не совсем правильно с точки зрения немцев), засели на балкончике с красным вином и фисташками. Не помню, сколько там было бокалов, но в какой-то момент я вдруг перестала морозиться, и беседа потекла более непринуждённо. Театр, проза, поэзия, отношения, стереотипы, планы на будущее — чего мы только не коснулись. Было невероятно уютно, немножко зябко, но очень здорово. Я утащила у Юли томик Довлатова, и мы пошли к Крэмербрюке, пробрались к воде, лежали на берегу и болтали до пяти утра. Домой я вернулась какой-то подозрительно довольной, счастливой и спотыкающейся.
Недели через полторы я пришла на мероприятие, которое Юля организовывала: вечер кино, когда показываются работы какого-то одного режиссёра — несколько короткометражек и один полнометражный фильм. В тот раз был Том Тыквер, и это было очень, очень, очень круто. Я до сих пор жалею, что это единственный показ, на который мне удалось выбраться.
После мы снова несколько раз сталкивались с Юлей около университета и один раз посидели в кофейне при библиотеке: кажется, я тогда передала икру, которую привезла из Москвы. Договорились обязательно встретиться, когда я вернусь в следующем семестре.
В следующем семестре мы встретились, но, как вам известно, по несколько иным обстоятельствам, нежели предполагалось в начале: вместо пяти месяцев я приехала всего на пять дней, четыре из которых я прожила у Чайки, потому что тридцатого сентября мне надо было выехать из общежития — обратный же билет был на третье октября.
— ...Булгакова, ночуй, где хочешь.Собственно, я перевезла вещи из общежития в квартирку, которую Юля делит с чудесной Айлин. С чемоданами мне помогал как раз тот самый мальчик, нелепые чувства к которому я так по-взрослому в начале лета заливала алкоголем, так что, стоило мне спиной закрыть дверь, как Юля, быстро оценив ситуацию, кивнула, "
вина?", и почти не дожидаясь ответа направилась на кухню, мурлыкая под нос "
sad to see you go was sort of hoping that you'd stay". Мы решили пойти чуть позже в бар, и пока Юля красилась и собиралась, читала мне по памяти Бродского, Тарковского, немножко Блока. И это было так хлёстко, так в унисон с происходящим, что не передать словами.
В последующие дни мы три раза пытались отснять "один день" для сообщества, но так дело до конца и не довели. Юля вставала чуть раньше и накрывала на стол — у нас были долгие бранчи, очень красивые и уютные. В те дни я вдруг поймала себя на мысли, что впервые за несколько месяцев позволяю себе по утрам никуда не торопиться и не бежать. Мы по очереди ездили в университет — каждая по своим делам, а потом встречались дома, чтобы поболтать или перерыть интернет во имя советских фильмов с английскими или немецкими субтитрами (не нашли). Мы умудрились даже почти синхронно пострадать, потому что "смешные любови", и так же синхронно махнуть на это дело рукой — "отболит". В один вечер мы вспоминали хиты девяностых, которые дружно голосили на всю кухню под привезённую из Москвы водку, во второй — гуляли по ярмарке в честь Октоберфеста, катались на колесе обозрения, жевали свежие фрукты в шоколаде. В последний день даже умудрились попасть на самый поздний сеанс "Фрэнка", трейлер которого показался очень смешным, хотя сам фильм нас разочаровал. Из кинотеатра мы унесли картонные маски и всю дорогу пугали людей. Я до сих пор очень ярко помню, как мы вышли из трамвая, сняли маски, потому что как-то несерьёзно же мы себя ведём, переглянулись и сложились вдруг пополам от хохота, который зазвенел неожиданно оглушительно на пустых и тихих улицах маленького города.
А ещё мы выяснили, что Юля является Чайкой, потому что чайки, они как Киану Ривз — всем нравится Ривз, всем нравятся чайки. И ведь правда, как Юля
4aika может не нравиться, когда у неё на книжной полке сразу после
Goethe стоит Библия, потому что
Gott, когда она так восхитительно читает поэзию, когда она так с увлечением рассказывает о том, что ей нравится и что для неё важно.
Юля, прости, что вышло как-то очень сентименатально и местами немного скомкано. И прости, что почти совсем не списываюсь с тобой в фейсбуке — я снова ушла в несознанку, и мне неловко начинать разговор, и я даже не знаю, если честно, как и с чего. Я тысячу лет не могла написать этот пост, но вот выкладываю его сейчас, и пусть это будет февральским приветом из недалёкого прошлого. Спасибо за чудесное время, за гостеприимство, за уют, за бытовое волшебство, за Гёте и Рильке. Обнимаю тебя крепко, и пусть у тебя всё и всегда складывается так, как ты задумала. Ты замечательная
а это мы после "Фрэнка"
+2
